Рассказы о тюрьмах и жизнь в них. Очень печальная история про тюрьму (внимание, неприятные физиологические подробности)

Приватизация

Примерно с год назад в ближайшем, как ныне выражаются, Подмосковье в одной из церквей отпевали крупнейшего главаря подмосковной мафии - Хмурого. Такова была его партийная кличка. Попал я туда случайно, ехал совсем по другому делу. Автобус, подъезжая к церкви, остановился, и водитель сказал в микрофон: «Приехали».

И улицы, и шоссе, и переулки - все было забито машинами иностранных марок. Сотни и сотни. Гигантский сверкающий «икарус» пятился к воротам церковной ограды, отпевание заканчивалось. Старухи, объяснив мне, что отпевают большого бандита, спорили, осуждать или не осуждать батюшку за отпевание. Решили не осуждать - человек убит, а не то чтоб повесился или утопился. Но дивно было видеть, что в этих сотнях машин или около них сидят, стоят, прохаживаются сотни и сотни вооруженных людей. С автоматами, пистолетами, и они не только ничуть не стеснялись оружия, не гордились им, а оно было для них обычно, привычно, как зонтик при дожде. Милиции не было видно совсем. Лица парней показались мне очень приличными. Никто не курил, не жевал.

Вынесли сверкающий, красного дерева гроб, обитый по углам медью, задвинули в «икарус», «икарус» двинулся вослед за мигающей «Волгой», за ними четко и быстро выстроились «мерседесы», «вольво», всякие «БМВ», а через пять минут и наш автобус смог продолжать маршрут.

На кладбище пальба бу-удет! - протянула моя соседка по сиденью.

И никто не спрашивал, где же милиция, что же это такое - среди белого дня, рядом с Москвой сотни бандитов, составляющие всего-навсего одну мафию из десятков других подмосковных, открыто хоронят главаря, льют слезы, ходят с оружием. Видимо, привыкли.

Они не нас стреляют, они же друг друга стреляют, - сказала женщина.

Но легче ли было от такой мысли? Они же едят и пьют, так на что они едят и пьют? Кого грабят? Друг друга?

Видевшие вчера теленовости говорили: про этого Хмурого передавали, что он погиб от кавказской мафии.

Прошел год. У меня появилась возможность побывать в тюрьме особого режима. Мне предложили, я согласился. Согласие мое было вызвано скорее лингвистическим интересом, нежели социальным. Описывать тюрьмы, пересылки, дома предварительного заключения очень любят наши демократы, чего у них хлеб отбирать. Офицер, предложивший мне побывать в тюрьме, пробовал себя в литературе, отсюда и наше знакомство. Встретясь в редакции, мы поговорили, что уже давно воровские, блатные, уголовные выражения стали частью нашей речи, вначале устной, потом и письменной. Все эти вертухаи, запретки, накопители, косяки, шмары, хазы и мазы уже, может быть, и невыводимы. Как им не жить, этим словам, если все время удабривается почва, на которой они растут.

Знакомый мой офицер был, кратко говоря, опером, звался на жаргоне кумом, шел впереди меня через лязгающие двери. Пока у меня изучали паспорт, я рассказал, конечно, ему известный анекдот о том, как Петька пишет оперу, А Чапаев спрашивает, о ком он пишет оперу. «Опер велел про тебя писать», - отвечает Петька.

Офицер обещал мне подарить словарь уголовных жаргонов для внутреннего пользования, то есть не из тех, общедоступных, которые стали издаваться рядом с матерщиной и похабщиной, но служебный, то есть для посвященных. Еще он решил, что мне интересно поговорить с двумя зэками.

Нет, - отказывался я, - это же очень тягостно. Они сидят, смотрят и думают: ну болтай, болтай, ты-то сейчас за ворота пойдешь, а мы останемся.

Офицер как-то даже весело посмотрел на меня:

А вы не думаете, что им тут лучше?

В особом режиме?

Именно. Не всем, конечно, но эти, особенно один, как на курорте. А так, на общаке, тянут по-всякому. Вчера двух накнокал, до зоны сидели на игле, у нас вроде от наркоты отскочили, а вчера застукал - чифирят, - говорил он на ходу. - Вольняшки за мазуту не только чай, любой баллон притырят.

Думаю, он так же и жене вчера рассказывал о происшедшем, о том, как накрыл мазуриков, кипятящих в банке чай. Но скорее всего его жена, как жены и у всех нас, не любит слушать о работе мужа.

Мы проходили мимо сидящих заключенных, только кто их так зовет нынче - зэки, и все. Зэки вставали, снимали шапки, опер махал рукой, они садились, а он продолжал разговор, начатый еще при первой встрече:

Упала культура, и начался лай, так ведь?

Тех, кто ронял культуру.

Так. Лаять легче, чем говорить. И пороков нет. Голубые уже и у нас за власть борются.

Запреты на пороки сняты специально. Они были б не нужны, будь высокой нравственность, цензура совести.

Учат убивать люди искусства, учат, - говорил офицер. - Прямая связь - убивают в кино, убьют и в жизни. И точно также убьют.

Но почему же ваше министерство не выступит публично, не обратится в правительство, вы же должны...

Должны, да не обязаны, - отвечал он. - Мы много чего должны. Но только сейчас зэков больше слушают, чем нас. Почитать все это журнальное и газетное, тьфу! Зэки страдальцы. Башку жене оттяпал - страдает. Малолеток насиловал - страдает. Интервью дает, учит, как жить. Да ведь и вас, патриотическую прессу, не слышно.

Не слышно, - согласился я. - Напишешь, напечатаешь тиражом десять тысяч, а на тебя наплюют тиражом в пятьдесят миллионов экранов.

Мы повернули к двухэтажному длинному зданию. У входа стоял, стаскивая с головы серую шапку, седой мужчина. Поднялись в кабинет. Опер бросил на стол фуражку, ослабил ремни портупеи.

У зэков дисциплина и законы, у нас бардак и зависть. Нам их никогда не победить, - сказал опер, торопливо просматривая бумаги на столе. - Сидит зэк в карцере, просит курить, у врага просит. И враг, он его завтра зарежет, ему достает курить.

А глухари у вас есть? - спросил я, показав, что немного знаю язык тюрьмы. Глухарь - это нераскрытое убийство.

Ни одного! - выпрямился опер. - Вот тоже важная тема. Следователи на воле давно ничего не раскрывают - повышения по службе, у нас хоть бы премия к Рождеству.

Как не раскрывают?

Наивняк или косишь под него? - весело спросил опер. - Ведет следователь дело, колет Васю. Он этого Васю лучше родного изучил. Тут новое дело. Следователь едет, смотрит - сработано чисто, тут колупаться и колупаться. Чего он будет колупаться, он Васю за шкирку: Вася, бери на себя. Вася торгуется, изучает дело, чтоб на вышку не вырулить. Но обычно сделка честная, кодекс листают, меж статьями ползают. Вася торгует зону получше. Следователь рапортует - раскрыто дело. А настоящий преступник, их в триллерах киллерами зовут, - опер засмеялся, - уже пушку почистил, уже валюту промотал, маруху на Канары свозил, звонит хозяину: давай новую наколку, монета нужна. А у нас - не воля, у нас все под стеклышком.

Опер выдвинул тяжелый ящик, достал из него узкий ящик и показал. Там значились склонные к побегу, поджогу, убийству, отдельно значились группировки, их лидеры, их дружба или ненависть друг, если можно так сказать, к другу.

У вас там, на воле, пару журналистов щелкнули, это ж ясно, что заказные убийства. Ясно, что из-за денег, ясно, что не отстегнул? А где исполнители?

На Канарах?

Примерно так. Где деньги-там кровь. Именно так: вначале деньги - потом кровь, и никогда наоборот. Деньги, жадность, зарвался, не делишься - жди мокрухи. - Опер покачался на стуле. - Вот такие пироганы. Деньги, золотой телец. Схватился за хвост, ударит копытом. Бывает мочиловка и попроще. Типа а ля ведро водки. - Он нажал кнопку и велел вошедшему сержанту привести такого-то, а мне продолжал рассказывать:

У нас шли хлопкоробы, хозяйственники, правильная была терапия, и мы бы с коррупцией покончили, но тут - это мой домысел - мафия испугалась и дала команду начать перестройку. А то масоны, масоны, Горбачев... Может, и мафиози - масоны, только, думаю, мафиози намного важнее. Пока те еще болтают да через газетных и телевизионных шавок готовят мнение, мафиози уже все обстряпали. Жадны, кстати, были эти хлопкоробы. Посылками их заваливали, охрана обжиралась, всем хватало, а положняк, то, что положено котловое, отдай. Во люди. Кстати, хозяйственников, бывших коммуняк, не любили. Ведь у нас партия была из двух потоков - профессионалы, из комсомола выросшие, и трудяги с производства. Профессионалы теперь демократы, а трудяги сейчас в дерьме. Когда кто из них залетал, то это было даже для карманников западаю. Клиенты дурдомов были, вроде Стародворской. Визжала, под сапог бросалась, конечно, у зэков уважение. Ничем не дорожит - их человек. А она себе капитал скребла

Сержант доложил, что привел кого приказано.

Я встал навстречу мужчине моих лет, который со мной поздоровался очень надменно. Я невольно взглянул на стены кабинета с портретами Кутузова, Суворова, Ушакова и Нахимова. Опер сурово сказал мужчине:

Не забалтывайся со своей Англией.

С какой Англией? - спросил я.

Значит, еще один, не понимающий, кто правит миром.

Я невольно засмеялся:

У нас здесь все очень по-русски - один сидит, другой охраняет, третий просто так, а все думают о том, кто правит миром. Но эти разговоры всех нас так заездили, что мы уже не понимаем, кто правит Россией.

Я тебе дам адрес, - сказал зэк, - передашь, что я уже глотал гвозди и ложки.

Там поймут.

Опер вскинул голову от бумаг, хотел что-то вставить, но вновь погрузился в свои раздумья.

Знаешь, почему воры в законе считают себя вправе убивать? - продолжал вопросы мужчина. Причем я каждый раз должен был спрашивать, почему. - Потому что у них стартовая готовность к смерти. От этого у них сознание своей правоты и презрение к жертве.

Это очень по-большевистски, - сказал я.

А не по-христиански?

Да вы что! Христианин готов к страданиям, но он лишен даже тени мысли о своем превосходстве над другими. Разница огромная. Он умрет, а не украдет, а вор украдет...

Но не умрет, - перехватил, захохотав, мужчина.

А зачем ты ложки все-таки глотал?

Кипиш разводил. Кстати, ты - словесник, кипит от чего произведено от кипеть или от шипеть? Ни то, ни то, а от английского хиппи, наше, зэковское - хипешь. Мастырка по-русски. Я от тубиков брал мокроту, сажал рассаду в легкие, меня на просветку - рентген. А, затемнение сверху, косишь под тубика, нет, сиди дальше. Уже и вены вскрывал. Били. А ложки выдрали без заморозки.

Может, тебе лучше дотерпеть. Сколько еще? А то выйдешь совсем инвалидом, кому будешь нужен?

Да здесь лучше! - вдруг, себе противореча, воскликнул он. - Я хоть не в законе, но и не козел, фрайера меня слушают.

Я чувствую, что мне уже пора припечатывать к своему рассказу словарик терминов, но дальше пошло того чудней. Опер подошел к нам и, резко тыча в мужчину пальцем, заговорил:

На днях вот что вам всем замастырим. Отчубучим. Вы за Счет козлов пасетесь, вам же надо кого-то пинать. А мы вас в отдельный загон, и тех отдельно, тогда повыступаете. Скажи своим на этаже.

Это вы своим, кумовским, скажите. - Видно было, зэк струсил.

И зэк сник, стал тереть руки, попросил две сигареты, сунул по одной в разные карманы и тихо, но убежденно сказал:

В общем, надо оповестить всех, что Англия через Голливуд правит миром. Смотри, кто умней англичанина? Еврей? Нет, он у них в подсобке. Русский? Да, если бы мы жили на острове.

Ну как же, как же, это же теория острова. Англичане на острове, ум собирается и действует, у нас просторы, русский ум растекается и воспаряет. Не собрать.

Но сейчас-то Россия резко уменьшилась, может, поумнеем?

Все! - Опер открыл дверь, крикнул сержанта.

Зэк уходил со словами:

Англичанка, англичанка, вот где корень истории беды и провокаций. Ее сильнее надо ссорить с Шотландией и Ирландией, чтоб отвлекалась.

Опер повел меня к другому оперу в соседний кабинет. Там было накрыто подобие стола.

Посмотри, чем закусываем, - сказал другой опер, - и посмотрел бы, чего они жрут. Чего они курят. Это здесь, а выйдут, будут жрать тем пачее. - Он так и сказал - тем пачее.

В дверь без стука вошел, и даже шапки не снял, и сразу от порога заныл молодой кучерявый зэк:

Граждане, хорошее начальство, а ведь обещали, обещали! А врать, дяденьки, маленьким детям нехорошо. Ведь бардак-с, решительный бардак-с.

Уходи, марш, сделаем, - сказал второй опер, но парень не уходил.

Опер налил ему полграненого стакана. Парень глотанул, утерся, видно, наконец для этого снятой шапкой и пообещал:

Курить я не брошу, а пить буду.

Угостил оперов хорошими сигаретами и отбыл.

Он прав, - сказал мой опер, - два раза срок добавляли, третий неудобно.

А из-за чего добавляли? - спросил я.

Просто так добавляли. Мало ли к чему можно придраться, знаешь же анекдот про мента, ему на экзамене велели к столбу прикопаться, столб под статью доведет. Он тут же: а, пьешь, чашечки фарфоровые завел, а, струны протянул, связи заимел, шпионишь, ну и так далее. Туг главное, что этот парень киномеханик, а смены нет. А как зэков без кино оставить, зону разнесут, они же по Ленину живут, знают, что кино - самое сильное и так далее оружие. Киномеханик один в зоне. Нам ребята обещали посадить киномеханика, да все забывают. Надо напомнить. Года хотя бы на два-три без проблем.

Как посадить?

Как сажают, так и посадить. Втравить в драку, да и посадить.

А нельзя в зоне выучить?

Больше возни. Надо готового. Но они ломаются, то ли на что намекают, то ли не врут, что нет подходящего. Говорят, есть, но семейные, жалко. Я говорю: тащи женатого, хоть жена от него отдохнет. Говорят: вам же надо современного, а у нас все ваньковатые.

То есть можно любого посадить?

Киномеханика? Конечно.

Нет, вообще.

И вообще, конечно. Ты что, сегодня родился? Ну, будем, - опер поднял стакан.

А, например, как, начальника посадить?

Сложней, чем киномеханика, но тоже не проблема. Но начальники приноровились не сидеть у нас, а стрелять друг друга.

Слушай, -сказал мой опер, - нам же надо еще с одним зэком поговорить. Я ж тебе говорил, что с двумя познакомлю. Этот-то, на Англии сдвинутый, - серяк, я тебе большого полета птичку покажу.

Сидите, куда вы, - удерживал второй опер. - Только сели, нет, надо бежать. Поговорим! Девки в кучу, бабы в кучу, я вам чу-чу отчубучу. А ты наивный или дуру гонишь, что ли, притворяешься, что не знаешь нашего лозунга: был бы человек, статья найдется. Ты еще спроси, бьем ли мы зэков.

Бьем. Только то и понимают. Как по тюфяку бьешь, но глаза становятся осмысленными. Мысль пробуждается, мысль, по Марксу, овладевает зэком после битья. А как они били и убивали, с мыслью? Парни, вы как фрайера... куда пошли? Мужчины пьют стоя, а женщины до дна.

Мы вернулись в свой кабинет. Через сержанта опер велел привести такого-то.

Больше залетают по глупости, - стал говорить опер, как будто мы и не ходили к его другу. - Вот у памятника задрал ногу, как собака, и облил подножие. Берем, объясняет: жене, говорит, доказал ее правоту. Обзывает, говорит, кобелем, я и стал кобелем.

А кобель не в туалет ходит. Из-за баб, из-за баб, - опер шерстил картотеку. - Порежут друзья друг друга из-за бабы, сидят, а она с третьим кобелем. А то молодых втравливают бабы в годах. Подцепит дурака, но ей не сам дурак нужен, ей постель приелась, ей шуба нужна. Растравит, он на все готов. Даная у Рубенса хоть и Зевса ждет, а золотишко-то на нее сыплется. Сама как желе фруктовое.

Опер побарабанил пальцами по картотеке.

Чего-то не ведут. Ну да он птица серьезная. Хотя он знает, что вы (почему он попятился на вы?) придете. М-да. Русские, русские прорубают мировую просеку. Я вот был в Америке по обмену, там опять вспухает проблема черных. Белые сучки на черных падки. Дикнут.

Может быть, я уже пойду?

Ну что вы! Вот, кстати, словарь. На практике все, конечно, элементарней. Да и вообще, вы знаете, в жизни всё элементарней. Наши патриоты видят во всем заговоры, ложи... Все проще: надо кого-то убрать - шелести купюрой. Но это на воле, у нас того нет. Мы, может быть, будем скоро хозрасчетной тюрьмой. Будем камеры сдавать, как сейфы в швейцарском банке. Хочет человек спокойно спать - садись к нам, плати копейку. И нам хорошо, и человек отдыхает. У нас даже так, например, бывает: с воли ищут исполнителя, чтоб кого-то чикнуть, наши зэки не идут. Знают, тут не воля, тут глухаря не будет. То есть так делается, что зэк выходит на день-два, делает дело и опять на нары. Но найдут, вычислят, все же повязано. Тем более, все знают, что сейчас одного убийства не бывает, что сейчас обязательно убивают убийцу, у Берии научились. Первыми бросают мальчишек. Подцепят на наркоте, на девке, на долге, на подельничестве, мало ли! Сунут мотоцикл или пачку зеленых, надо же отработать. Он берег дружка, на кого указали, того пришивают и, бросив, так сказать, орудие заработка, ожидают дивидендов. Может, и дадут вечерок погулять, потом везут для расплаты: мол, в городе неудобно... А там уж яма вырыта... Вот тебе свежак. Сел банкир. Сейчас же банки лопаются, ну, это якобы лопаются, а на самом деле идиоты сами натащили им денег, слюни текут от обещаний процентов, как таких фрайеров не проучить, надо проучить, грех не проучить. Банк тонет, кого-то надо посадить. Садится кто-то по договоренности. Грозит десятка, купленный адвокат выбивает пятерку, банкиру обещают через год извлечь. Но извлечешь его - еще делись с ним. Легче убить. Мне стукачи шепнут - ищут по зоне киллера. Как в триллере, - засмеялся опер. - Знаю, что в зоне не найдут. Так ведь вольняшку купили. Обстряпали чисто, вывели на лесопилку, «Макаров» с глушителем, «Макаров» в речку, никто не слышал. А вольняшка куда-то пропал. Вот, кстати, помечу, надо узнать, что с семьей у него.

Дверь распахнулась, ввели заключенного. Волосы густые, ни одной сединки, лицо гладко выбритое, будто сейчас на совещание, рука крепкая, голос доброжелательный.

Простите, не сразу, не мог же небритым.

Ладно, беседуйте, - сказал опер. - Если что, я рядом.

Мужчина посмотрел на меня. Я выдержал взгляд его светлых глаз.

Немного непонятно, - сказал мужчина, - кто кого и зачем хотел видеть, вы или я:

Может быть, я, но вы вправе не говорить.

По крайней мере, вы можете сказать хотя бы то, что сейчас в тюрьме безопаснее, чем на воле.

Вообще-то да, но тоже как сказать.

Четкий ответ.

Куда четче. Не допрос же. На допросе я бы туфту гнал.

Но лично вам здесь нормально?

Я же сам сел. Мы решили на триумвирате, что по очереди отдышимся. Решили на поминках у Хмурого.

А! - я даже вскрикнул. - А я видел, как Хмурого выносили из церкви. В прошлом году. Так?

Мужчина напрягся.

С кем вы приезжали?

Ни с кем. Я проезжал на автобусе, автобус остановился, было не проехать. Старухи сказали про то, что отпевают мафиози.

Прогресс. Старухи выучили итальянское слово.

А палили на кладбище?

Еще как. Из всех видов оружия, а в полночь над рестораном залп из ракетниц. Хмурый, о! - Мужчина понурился.

Расскажите про него.

Это можно, - сказал мужчина. - Даже нужно. Я-то во многом баран. У меня школа, футбол, соревнования, потом армия, потом охранник у одного бугра, девки, то-се. Хмурый спас. Приблизил и сказал: запомни - ты человек, а не двуногая обезьяна Дарвина, брось все вредные привычки, ложись вовремя и чисти зубы по утрам. Он меня чем протряс говорит, что если тебе дорога родина, будем на нее работать. Он деньги презирал...

После того, как их наворовывал? - не выдержал я.

Мужчина вздохнул.

Вам всем нужен ликбез. Хмурый по мокрому делу не работал, карманников, домушников там, медвежатников не привечал. Казино, ресторан, старые буржуи, новые русские, банкиры - вот кто ему отстегивал. Он ведь кандидат экономических наук. Он, по-моему, вместе с Гайдаром защищался, тот пошел по журналам «Коммунист», а ему родина была дорога...

Гайдару?

Ты что, Хмурому! Хмурому дороже России не было. Он теорию разработал. Говорит: если все продано-перепродано, мы спасем. Для опыта мы покупали чиновников. Неподкупных не обнаружили. Тут еще Гаврик Попов взятки одобрил, вообще пошел завал. Что это остановит? Только страх. Воруют, например, на рекламе; Растопырят карман, в него сыплется. Раз скажешь ему, два, не понимает, ну, сам же хочет, так ведь?

И тут двойное убийство? А ты говоришь - Хмурый благородный Робин Гуд. Это как наши демократы называют бандитов.

Про Чечню Хмурый еще задолго до Чечни понял. Он с ментами вел переговоры, просил даже не поддержки, а чтоб не мешали побороть ихний клан. Менты облажались. Когда мы для пробы на рынке схлестнулись, то менты не то чтоб нам помогать, наших же уложили, эх! Тогда-то чеченцы и обнаглели. Хмурый летал куда-то, он языки знает, по-моему, в Америку летал, но поддержки не нашел, все России гибели хотят... Он говорил, кругом измена, трусость и предательство, что у России нет друзей. Он не пил никогда, не курил, в карты не играл. А из женщин у него была одна любовь, она потом отравилась. У нас группировка была такая, что даже жвачки не жевали, он ее ненавидел, жвачку. Ничего не боялся, его боялись. Владельцы казино, банкиры перед ним на цырлах бегали. Ему только поглядеть. Они как кролики перед удавом.

Мужчина, видно было, разволновался, снова закурил, объяснив:

Это уж я после его смерти закурил. У нас многое пошло не по нему. - Вот что такое роль личности в истории. Ушел человек, и мы попятились. Меня могут тут и приконопатить, они чувствуют, что я делу Хмурого предан. Но я же маленькая пешка, я же валенок, а Хмурого не воскресить. Хоть бы во сне увидеть.

Так за что вы сели? Все-таки.

Не помню, не знаю, - искренне ответил мужчина. - Но есть же юристы, мы им сказали: засветите так, чтоб года на три. Какая разница, за что. Главное, отдыхаю. Но чувствую - они там упираются рогом, разборки идут.

Там уж не до России, да?

Боюсь, что да, - ответил мужчина. - Но вообще, если даже просто держать чинуш в страхе, и то это оздоровляет обстановку. Они, взяточники и сволочи, должны с дрожью идти к подъезду собственного дома, как пишут в газетах: убит у подъезда собственного дома. Хмурый вот так, бывало, возьмет двумя пальцами нового русского за пуговку и ласково ему говорит: «Ты почему собираешься дом на Кипре строить? Строй, сука, в России. Мы потом твой дом на детский сад переделаем». Он утечку валюты ненавидел. Так же, когда металл воровали. Никто же не знает, мы раз рванули на трех «мерсах» догонять эшелон с цветметом, на Прибалтику уходил. Догнали, остановили. Машиниста связали, но ни капли крови. Потом газеты пишут о крупной операции сотрудников МВД. Смех.

И все-таки, простите, я не могу верить в сплошные благородные методы, хоть и открываю для себя неожиданный облик преступника.

Хмурый не преступник. Он зубами скрипел, когда хронику происшествий смотрел. У него руки чистые, без наколок. Его, я думаю, - тут мужчина оглянулся, - менты убрали, пусть через кавказцев. Мешал.

Но если он чистый, если на нем ничего не висело, почему бы ему со всеми вами не легализоваться?

Как Баркашов? Нет, этот в вожди метит, Хмурый этого не выносил. И потом, как же действовать с преступным миром, он же секретен, только секретно и можно. Мы, например, сколько подпольных фабрик водочных разгромили, кто знает? А менты накроют десять ящиков сивухи, сразу звонят - герои. Нет, мы спокойно - надыбаем фабрику, у нас же своя служба разведки, и спокойно туда. Когда не ждут, это закон, чтоб без жертв. У нас радиотелефоны, сотовая связь, все путем. Накрываем - первичные продукты на прощанье зажигаем, а их продукцию их же самих заставляем уничтожать. Я вот тогда еще раз поклялся не пить, когда на первой операции чуть не задохнулся. Ацетон же! Чем людей травят! А иностранное питье! Тоже громили. Нарисуют царя - пей, Иван. Нет, Хмурый был мужик правильный. Он понял, где живет, он понял, как надо жить.

Мужчина встал, давая понять, что больше говорить не желает или что все сказал. В кабинет вернулся повеселевший опер.

Отдыхать, - сказал мужчина и попрощался.

Опер шумно сел, смахнул картотеку в ящик и сообщил, что киномеханика достали, но что с воли требуют выставить ящик питья.

А этого, - он показал на дверь, куда ушел мужчина, - свои уберут: идейный. На Хмурого ему не потянуть, а чуть что, будет ныть, мол, давайте помнить Хмурого. А те уже, думаю, его проводили отдохнуть, чтоб руки развязать. Конечно, будут ворье постреливать, но ведь и жить захочется красиво. Тут бабье вынудит грабить. А! - он резко завял.

Я тоже засобирался. Опер провожал меня, извиняясь, что я, может быть, не того ожидал от визита в тюрьму.

А чего я должен был ожидать?

Вообще-то, - вдруг сказал он, -- я скажу вам выстраданное: тюрьмы и могилы сейчас полнятся потому, что такая стала, культура, она на уровне жваноидов. Всякая похабель киношная и экстрадная, всякие книги про постель и убийства - вот корень зла. Когда интеллигенция науськивает президента канделябрами убивать да когда на страну, в которой живут, гадят, чего ждать? Вы, я вам посоветую, всякой достоевщины не разводите: он процентщицу убил и мучается. Сейчас все проще - приткнул и чай пошел пить. А все - от уровня культуры. Начинали с аэробики да с конкурсов красоты - кончили развратом. А главное, всё все знают и все катится под гору.

Бога не боятся.

Тут я не спец, - ответил опер.

Мы еще поговорили, что тяжело сейчас литературе - язык весь завшивел от жаргонов, иностранщины, техницизмов, профессионализмов, а как выражать современность, как? Опер все-таки хотел писать. Вшей или выжечь, или выморозить, решили мы на прощание.

Опять я шел через накопители, запретки, опять мой паспорт изучали, что казалось уже смешным после услышанного, опять я вышел за проволоку, очутившись для сидящих в тюрьме тоже за проволокой.

Как отдыхали на зоне в веселые 90-е
Пенитенциарная система - минимодель государства. Всё, что происходит на свободе, имеет место и за решёткой. Взять хоть те же лихие 90-е. Тогда в стране творилось невообразимое. В зонах тоже творился бардак. Ещё и приняли многие явно неадекватные законы. Чтобы не быть голословным, приведу наглядный пример.
Представьте себе исправительную колонию на Северо-Западе. Полторы тысячи осуждённых. Как ни странно, но на огромной промышленной зоне, где при СССР располагались филиалы крупных заводов, все помещения, включая подсобки под лестницами, заняты кооперативами. Это всё потому, что если кооператор занимает трудом зеков, то его освобождают от налогов.

Сага о крысиных хвостах

Опубликовано: 22/02/2013;
  • Байки

В любом лагере всегда есть, мягко говоря, странноватые персонажи. Говоря о «странностях» убийц, насильников, воров, прошедших зону вдоль и поперёк, нужно сделать поправку на то, что там собраны маргинальные личности, большинство уже никогда не вернётся к полноценной жизни.
Но и на этом фоне попадаются свои «чудаки» - люди, которые в нечеловеческих условиях живут вопреки принятой логике.
Одним из таких в уральском лагере был некто Нефёдов - здоровенный мужик, бывший колхозный тракторист, который по пьяной лавочке совершил двойное убийство. Поругавшись с приятелем, он выпил добрый жбан забористого самогона, оседлал «железного коня» и на всей скорости въехал в стену хилого деревенского домика, стоявшего на деревенском отшибе. Стена рухнула, под завалами погибли и недруг взбесившегося тракториста и его супруга.

Театр строгого режима

Опубликовано: 20/02/2013;
  • Байки

Осуждённый, про которого расскажу вначале, вовсе не герой нашей истории, но без него невозможно понять все перипетии сюжета.
Старый зек по кличке Фокич - персонаж с трагичной судьбой. Сел он за убийство. С учётом того, что преподавал в университете, дали ему меньше меньшего - четыре года. Другой бы радовался, но этот вообще не хотел сидеть и написал заявление о пересмотре. Новый суд впаял ему восемь лет. Тут уж любой бы стал возмущаться. Фокич тоже не стерпел и сочинил очередную жалобу. В итоге получил вместо восьми двенадцать. Сколько после он трепыхался, приговор оставили без изменений.

Тракторист

Опубликовано: 22/01/2013;
  • Байки

Был в нашей зоне мужичок со странным погонялом Тракторист. А откуда оно у него появилось? История этого погоняла поучительная и смешная.
Мечта о прекрасном
Колян срочную служил мехводом в танковой роте. А на зону попал за то, что он, работая водилой на скорой, поехал ночью с бригадой врачей на очередной вызов. Там произошло ДТП. Пьяный водитель сбил двух пешеходов, парня и девушку, на обочине неосвещенной дороги. У девушки были ушибы, а парень получил перелом ноги. Сам пьяный водила вызвал милицию и скорую.
Этот урод (Колян который), подъезжая к месту аварии, загляделся на стоявшую у обочины девушку в мини и не заметил лежавшего на земле сбитого парня. И, как снайпер, точнехонько наехал ему прямо на голову.

Как кум зафаршмачил все руководство колонии

Опубликовано: 05/11/2012;
  • Байки

Чем Россия славится, так это умением колотить понты. Одни саммиты, чемпионаты мира и Олимпиада чего стоят. На местечковом уровне мелкие начальнички тоже всячески пытаются «блеснуть чешуей», когда принимают высоких гостей.
К нам едет ревизор ...
Неволя - миниатюрная модель государства. В нашей тихой северной колонии строгого режима началась паника, когда стало известно, что через три дня пожалуют столичные управленцы. Естественно, их будут сопровождать местные «шишки» от юстиции и, как водится, телевизионщики с прочими корреспондентами.
Наш «хозяин», когда узнал новость, посерел и сказал: «Катастрофа». После быстро пришел в себя и начал строить из загаженной зоны «потемкинскую деревню». В темпе покрасили фасады бараков, что видны с плаца, в веселенькие цвета. Завезли в столовую продукты с вольной базы, чтобы сготовить арестантам вместо баланды типа повседневный обед, как в хорошем ресторане.

"Секретное оружие" вертухаев

Опубликовано: 18/08/2012;
  • Байки

В тот день зона три раза стояла на ушах. Поэтому наш рассказ как бы тоже трилогия, но объединенная единым сюжетом.
Часть 1 .
В тихое исправительное учреждение строгого режима нелегкая принесла проверяющих из управы. Высокая делегация в числе прочего объявила тревогу и сбор всех сотрудников, даже выходных. Плюс явиться они должны быстро, трезвыми (что для отдыхающих пупкарей почти нереально) и с тревожными чемоданчиками. Кто не в курсе - это баул такой. Он должен быть у вояк. Комплектуется за свой счет. Туда входят: нательное белье, мыльно-рыльные принадлежности, ручки-тетрадки, продукты - там тушенка и прочее по мелочи. Так что подавляющее большинство сотрудников явились шустро и все необходимое на случай войны и автономного похода с собой привезли. Самое дешевое, конечно. Но кто ж будет тратиться, зная, что боевые действия нескоро начнутся. Тем более в глухой тайге.

Азартный вертухай

Опубликовано: 20/06/2012;
  • Байки

Как сиделец отлупил дубиналом подлого тюремщика
Всем известно, что в войсках числится много лишнего народу. Взять тех же спортсменов, выступающих за СКА и ЦСКА. Люди вообще в части не появляются, но получают крутые офицерские звания и зарплату, хотя часто не дружат с головой и выше ефрейтора их аттестовывать нельзя.
Мышцы вместо извилин
Вот и к нам в зону пришел служить такой спортсмен, бывший чемпион-легкоатлет, молодой капитан Собакин. На свою беду он получил во время своей спортивной карьеры травму, не совместимую с высокими результатами. В армии его держать больше не стали и сократили в первую очередь. Пенсию он не заработал, кроме как бегать, ничего не умел. В свое время вместо школы и института Собакин посещал стадион. В учебных заведениях ему ставили зачеты как спортивной гордости страны. Так что голова у капитана серьезно отставала в развитии от мышц ног.

Роковая цитата

Опубликовано: 15/09/2011;
  • Байки

Привет всем обитателям любимого сайта!))) Я всегда верила в поговорку, что от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Сегодня можешь есть бутерброды с черной икрой, а завтра хлебать тюремную баланду. Расскажу о реальных историях из жизни. Сразу скажу, что я не собираюсь кого-то судить, осуждать или оправдывать. Меня во время преступлений на месте не было, свечку не держала и выводов делать о том, кто прав, а кто виноват не могу. Расскажу о женах зеков, которых знаю лично.

История №1. Это свекровь моей подруги. Женщина волевая и очень самодостаточная. Мужа-милиционера посадили за убийство, когда сын был совсем маленьким. Ждала мужа из тюрьмы 6 лет, строго блюла свою репутацию. Родственники, как часто бывает, в один голос твердят, что его подставили. Я не могу однозначно здесь что-то говорить. Но эта женщина дождалась его, родила ему еще 2 х сыновей. Он полностью под ее каблуком и по нем не скажешь, что он мотал срок.

История №2. Это старшая сестра моей подруги. Ее мужа посадили на 11 лет (торговля наркотиками). Ее сыну было 1,5 года и она ждала 2-го ребенка. Продала все имущество, чтобы вытащить мужа, но безрезультатно. Оставила маленького сына и новорожденную девочку матери, а сама подалась в город на заработки. Скажу, что ей это удалось, детей хорошо обеспечивала, но плата за это тяжелая. Она жила вдали от них и видела лишь иногда по выходным. 8 лет она ждала мужа, они снова были вместе и родили 3-го ребенка. Правда, помню ее слезы, потому что за эти года она отвыкла от мужа и переживала за все, но уже 6 лет они снова вместе.

История №3. Это девушка, с которой мы начинаем небольшой бизнес. Она красива и молода. Мужа посадили, когда она была беременна, за какие-то махинации с кредитами. Он сидит почти 5 лет, а нужно еще 2, 5 года. Она ждет его и планирует будущее с ним. Из всей группы, с которой сел ее муж, лишь она одна не развелась. Она всегда хорошо выглядит, улыбается и кажется беззаботной, но я догадываюсь как ей тяжело морально и физически.

К чему я это все рассказала? Я гляжу на них, где-то восхищаюсь их стойкости, где-то жалею, где-то удивляюсь, что они готовы отдать свои самые прекрасные молодые годы для ожидания человека, который, возможно, будет совсем другим, чужим. Однажды я не видела своего мужа 3 недели и он казался при встрече каким-то другим. Даже небольшая неловкость возникла между нами, а что бывает,когда годами не живут под одной крышей, не спят в одной постели, будни, новости, проблемы, интересы совсем разные. Одно объединяет этих разных по возрасту, нации, внешности женщин - все они очень самодостаточны, решительны, трудолюбивы и готовы бороть с проблемами, не опуская рук.

Многие скажут, что их мужья причинили боль чужим семьям и будут правы. Это очень тяжело осознавать для них, но тем не менее они не отказались, не отвернулись, а смогли зажить нормальной жизнью.

Прибытие автозака

Автозак остановился: послышалось лязганье сдвигаемых ворот так называемого "шлюза"; машина въезжает в "шлюз" закрываются первые ворота, и открываются еще одни. Автозак въезжает во двор тюрьмы. Все меняется: интонации голосов конвоя, лай овчарок, запахи. Если успеешь оглянуться вокруг, то увидишь иные цвета, иные камни. Конвоиры равнодушно-спокойны, однако в содружестве с тюремщиками могут "нагнать жути": напустить овчарку на кого-нибудь, наподдать прикладом по ребрам. Роптать бессмысленно: "нагнетание жути" испытанный элемент тюремной практики.

Боксы и транзитки

Из автозака заключенные переходят в боксы: начинается "сборка". Боксы -небольшие камеры площадью от 1 квадратного метра с узкой скамьей или выступом вдоль стены. В них помещаются заключенные перед этапом, перед вводом в камеру, во время вызова к следователю или адвокату и т.п. Именно на сборке, а точнее в боксах и в транзитных "хатах" (камерах) человек впервые сталкивается с законом и беззаконием (беспределом) тюремно-лагерного мира. В транзитках зековский народ проходит еще не сортированный ни по каким признакам, сплошными потоками - и затем исчезает в неизвестных направлениях. Сколачиваются временные группировки беспредельщиков, обирающие первоходочников и просто бессловесных зеков. В боксах случаются неожиданные встречи: вот прячет лицо "козел" с общего режима; вот жмется к стене перепуганный фуфлыжник, сломившийся с зоны от расплаты и расправы по карточным долгам; вот "стукачок" лагерный поглядывает по сторонам и тянется ближе к двери - узнает кто, так легче будет застучать, замолотить кулачками - помогите, мол, товарищи!

Впрочем, этот период жизни зека богат и положительными впечатлениями. Люди иногда сходятся мгновенно, взаимные симпатии за короткий срок перерастают в уважение и дружбу, зек по-братски поддерживает зека.

Никогда не забуду Валерика Зангиева, осетина из города Алагир, "подогревшего" меня десятью пачками сигарет, полотенцем и "марочками" (носовыми платками) перед разводом по постоянным "хатам". Наш ночной разговор ("базар") в транзитке питерских "Крестов" не просто скрасил существование, а дал мне лично длительный заряд бодрости и пополнил скудный запас сведений о тюремной жизни.

Сборка - действие, мероприятие, аналогичное, скажем, одновременной записи данных новорожденного в роддоме и его регистрации в ЗАГСе. На "новорожденного" зека заводится дело; в специальную карту при нем заносятся его особые приметы, татуировки, шрам от аппендицита. Обязательно дактилоскопия (отпечатки пальцев), медосмотр.

От первичного медосмотра в СИЗО (тюрьме) может зависеть очень многое. Занесенная в медкарту болезнь, а тем более инвалидность помогут выхлопотать медпомощь, лекарства на долгом пути от тюрьмы до зоны, а в самой зоне получить соответствующую работу. Впрочем, раньше практиковалось снижение 1-й группы инвалидности до 2-й, 2-й до третьей, а 3-й - до "возможности легкого труда".

Абсолютными льготами по инвалидности пользуются лишь явно увечные безногие, слепые, безрукие или находящиеся в двух шагах от "гробового входа". Но иногда и у одноногих и одноруких отбирают деревянную ногу или протез - до этапа на зону, по усмотрению врачей. Полностью безногого носят на руках сами зеки - был и такой случай, старичок на тележке подъехал к супружнице и зарубил ее топором, получил 9 лет... А в тюрьме какая тележка? Раскатывать негде....

Шмон в тюрьме

Шмон в тюрьме резко отличается от поверхностного капэзэшного шмона. Из подошв обуви выдергивают супинатор (железную пластину, пригодную для изготовления заточки), заставляют присесть раздетого догола зека, раздвинуть ягодицы; ощупывается досконально вся одежда.

Существует множество способов проноса денег и запрещенных предметов в тюрьму и зону, они достаточно подробно описаны в детективно-тюремной беллетристике. К тому же еще до тюремных ворот многие из этих способов становятся известны первоходочникам от бывалых людей. Как мы уже говорили, отбираются в основном предметы, могущие послужить орудием самоубийства и убийства. Впрочем, если и не хочется ни кончать с собственной жизнью, ни прерывать чужую, то все-таки запрещенный предмет "мойка" (лезвие), гвоздь или катушка ниток дают ощущение некоей победы над тюрьмой, дают чувство свободы и независимости...

В свое время я ухитрился довезти от КПЗ и пронести в зону ни разу не пригодившуюся мне половинку ножовочного полотна; всякий раз прохождение шмона с полотном оборачивалось неделей хорошего настроения.

Парикмахер превращает гражданина в тюремного зека: борода, часто усы, вообще волосы состригаются, бреются. До суда по закону стричь наголо нельзя, но в тюрьме стрижка обычно аргументируется вшивостью, чесоткой и т.п. Между прочим, стриженный наголо подсудимый вызывает у судьи и "кивал" (народных заседателей) вполне закономерные ощущения. Лысая голова может обернуться лишним годом срока.

Фотограф увековечивает "нового человека" для тюремного дела и всевозможных регистрационных карт. В тюрьме все иное, особое так и эти фотоизображения в фас и в профиль (необязательно даже быть лысым) превращают симпатичное лицо в преступный образ: меловые щеки полупокойника, остекленевшие глаза... Это касается не только фото на входе в тюрьму фото для справки об освобождении точно такое же.

Баня, прожарка

Перед раскидкой по постоянным "хатам" (камерам) все зеки в обязательном порядке проходят две санитарные процедуры: баню и т.н. "прожарку". Зеков отправляют в баню, о которой мало что можно сказать; в некоторых тюрьмах это заведение вполне сравнимо с подобными заведениями на воле, в других напоминают помывочный пункт эпохи военного коммунизма (кусочек мыла величиной с мизинец и никаких мочалок).

Вещи едут на крючках в дезинфекционную прожарочную камеру (от вшей и т.п.). Вместе с вшами (если таковые имеются) гибнут также пластмассовые пуговицы, синтетические волокна; одежда приобретает изрядно помятый облик. Можно, конечно, договориться с зекомобслугой: кто откажется от пачушки сигарет? И одежда останется целой. Но опять же и вши не пострадают...

Постельные принадлежности

Перед самым входом в "хату" государство выдает своему гражданину казенные атрибуты: постельное белье (две простыни, одеяло, наволочку), матрас, полотенце, иногда, зимой, нижнее белье (солдатские кальсоны с завязками внизу и нижняя рубаха, майка, трусы. Кальсоны эти мало кто носит, но зато они хорошо горят, доводя до кипения чифир в казенной алюминиевой кружке. Одеяло превращается в теплую безрукавочку; из простыни можно нарезать полосы для запуска "коня" в "хату" ниже этажом. Вычтут, конечно, за порчу какие-то деньги, но это когда будет! А польза - вот она, сей час!

Вход в камеру

Наконец по три-четыре человека ведут пупкари (надзиратели) по мрачным коридорам тюрьмы, передают коридорным дежурным. Звякают засовы, скрипят замки, открывается тяжелая дверь, покрытая стальным листом, вы протискиваетесь, с трудом удерживая матрас и мешок, в камеру; пупкарь подталкивает, энергично запирает дверь и на вас устремляется десяток пар глаз тех, с кем вам отныне придется делить тяготы и скромные радости тюремной жизни.

Можно лишь посмеяться, вспомнив "входы в хату" из советских и нынешних кинофильмов. Ангельских лиц, конечно, не увидишь в настоящей тюрьме, но и рожи вроде Доцента из "Джентльменов удачи" - большая редкость.

Сейчас во многих тюрьмах разрешены телевизоры. Если "хата" большая (в Бутырке, например), то телевизор не помеха. Но трудно представить "ящик" в маломерной и переполненной "хате" питерских "Крестов". (На тюремной "фене" (жаргоне) "телевизор" шкафчик настенный без дверок, с полками, на которые кладутся пайки, кружки и все остальное, аналогичное.)

Встреча новенького нынче происходит коегде абсолютно равнодушно, без всякого интереса. По свидетельству очевидца на его появление в "хате" никто даже не повернул головы, настолько "граждане" были увлечены просмотром очередного "сеанса" аэробики или шейпинга. (Кстати, "сеанс" потюремному изображение женщины в обнаженном или полуобнаженном виде, эротика, порнография. Раньше это были открытки, рисунки, теперь же "сеанс" можно раскавычивать слово обрело буквальное воплощение.)

В камере тихо, кто-то спит, кто-то читает.
Вдруг открывается дверь и к нам входит нечто.
За матрасом его не видно, но оно громко рявкает: «Привет братве, достойной уважения! Бля буду я, в натуре, ага».
Матрас летит на пол, проснувшиеся и отло­жившие книги разглядывают нового обитате­ля «хаты».
Лысая голова вся в свежих порезах от лезвия. Прохладно, но он в майке. Все руки, плечи и шея в наколках - страшных портачках, нанесенных тупой иглой.
Нас очень заинтересовало такое явление.
«Пассажир», весь подергиваясь и дирижируя себе руками как паралитик-сурдопереводчик, продолжил концерт.
Поочередно подмигивая нам двумя глазами, поощрительно похлопы­вая каждого по плечу, он заорал: «Чо, в нату­ре, грустные такие - в тюрьме все наше - ход "черный"! Гуляй, братва!»

Видя обалдевшие лица со всех шконок-вошед­ший чуть стушевался, забегал по центрально­му проходу (пять шагов в обе стороны) и за­дорно предложил: «Ну, чо, бродяги, чифирнем по-арестантски».
Я понял, что можно развлечь­ся, сделал наивную морду и пояснил: «Мы, мил человек, первоходы. Чифирить не умеем. Вон чай, ты завари себе, а мы, посмотрим».
Розеток в то время в камере не было.
Пасса­жир решительно оторвал кусок одеяла, нама­зал алюминиевую кружку мылом (чтобы сажа не налипала), повесил ее над унитазом и под­жег «факел».
Вскипятил воды, щедро сыпанул чая, запарил.
Сидит, давится в одно жало.
Вид­но, что не привык к густому напитку.
Кривит­ся, тошнит его сильно, но он крепится - ведь чифир все рецидивисты пьют.

Я спросил его: «Скажи нам, о мудрейший, а зачем чифир хлебают? Мы слышали, что от него кончают?»

Чифирист согнулся и закаркал (этот звук у них смехом зовется):
«В натуре, земеля, кто тебе такую лажу пронес? Просто чифирок кровь гоняет, бодрит. Я как его не попью - дураком себя чувствую».
- «Видно, давно ты не пил, - заметил я.»

Новичок не понял подначки и начал расска­зывать нам про тюремные обычаи, арестантское братство, общее движение.
Он нес такой бред с самым умным видом.
Нам он даже по­нравился.
Мы его постоянно тормошили и про­сили поведать о том, как сходить в туалет или подойти к двери, как обратиться к сотрудни­ку и друг к другу.
Мудрый сосед снисходительно просвещал нас, неопытных.

Сотрудник-сержант открыл дверь и при­гласил нас на прогулку.

Наш уголовный гуру дико заорал: «Начальн, дикверь открой по­шире, пальцы не пролазят!»

Потом он порвал на себе майку, обнажив наколки, растопырил ладони и с песней «Сколько я зарезал, сколь­ко перерезал, сколько душ я загубил» напра­вился к двери.
Сотрудник изолятора,судя по его лицу, такого страха никогда не видел за всю свою службу.
Он забыл захлопнуть «ка­литку» и ломанулся по коридору за подмогой.
После разборок с вертухаями татуированного гражданина от нас убрали.